Папярэдняя старонка: Артыкулы

Вашкевич Ю. Беларусы в польских мемуарах 


Аўтар: Вашкевич Юрий,
Дадана: 21-11-2012,
Крыніца: Вашкевич Юрий. Беларусы в польских мемуарах // Деды № 4, 2010. С. 81-88.



Из журнала «Беларуси гістарычны агляд», том 6(1999), сш. 1-2, с. 81-88.

Мемуарная литература сама по себе не является источником для исторических исследований и не может дать полной правды о явлении или стране, ибо в ней преобладают субъективные оценки. Тем не менее, поскольку эти оценки касаются территорий, с которых происходят сами авторы, и тамошних людей - они, бесспорно, служат свидетельством эпохи и отражают реальные картины жизни.

Большинство воспоминаний и произведений мемуарного характера, о которых здесь идет речь, появились в эмиграции. В этом нет ничего странного, ведь положение авторов в Польше и в эмиграции различалось принципиально. В ПНР события, связанные с бывшими польскими территориями, которые захватил Советский Союз, являлись запретной темой, а понятие «крэсы» вообще исчезло из официального языка. Правда, после 1956 года эта тематика начала понемногу возвращаться, главным образом в литературных и публицистических произведениях, но возможность свободного их обсуждения возникла только после 1989 года.

Эмигрантские авторы были в совсем ином положении. Помимо отсутствия какой-либо цензуры, сами условия эмиграции склоняли их к отражению фактов и подлинных событий. После 1945 года там появилось много воспоминаний. Среди них можно выделить ряд произведений, связанных с утраченными территориями Второй Речи Посполитой, в которых затрагиваются национальные и политические проблемы.

Мемуаристы происходили преимущественно из шляхты, поэтому тематика воспоминаний чаще всего земская, в них преобладают мотивы поместий и светской жизни. С жизнью поместья неразрывно связан и народный мотив, выступающий в виде описания отношений между шляхтой и местным крестьянством. В литературе, о которой идет речь, беларусы - жители этих земель - появляются только как эпизодические фигуры, образуя экзотический фон, на котором происходят события.

Тематически можно выделить две группы мемуаров. Первое (ностальгическое) составляют воспоминания, которые можно отнести к литературе факта. Второе - это мемуарная проза, отражающая реальность в литературно преобразованной форме и потому относится к категории описательной прозы. Хронологически эта литература охватывает периоды XIX и XX веков (до 1939 года).

* * *

Янина Жултовская из Путкамеров дает в своих воспоминаниях образ повседневной и интеллектуальной жизни шляхты перед Первой мировой войной на Виленщине, Новогрудчине и Полесье. В ее воспоминаниях проявляется глубокая привязанность к родной земле и в то же время удивительное безразличие к простым людям, живущим на этой земле. Она не замечает здесь другой нации, кроме польской. На основании наблюдений над религиозной жизнью Виленщины она делает следующий вывод:

«Странным вероятно покажется, что потом наше собственное польское правительство этих самых людей назвало «беларусинами» (1).

Патриотическое отношение к земле предков определяет и воспоминания Вацлава Ледницкого. Одна из главных тем его воспоминаний - польское шляхетство на Виленщине, Витебщине и Смоленщине. Автору, который из профессиональных соображений большую часть года проводил в Москве, приезд на правый берег Днепра давал «чувство духовного комфорта и отдыха», ибо «на Белой Руси мы каждый раз испытывали нечто вроде магического преображения: там все было сродни нашей собственной жизни, все было польское» (2). О беларусах автор вспоминает только в связи с возможными интригами против русских и в кратком описании жителей западной Смоленщины чисто этнографического характера.

Энциклопедией жизни шляхты на Полесье и Минщине на грани XIX-XX веков можно назвать воспоминания, помещенные в книге Антония Кеневича «Над Припятью давным-давно...». Эти воспоминания богаты подробностями и отступлениями, а включенные в них описания местностей, местечек и дворов - бесценный исторический источник о тех временах. Кеневич писал о своей малой родине и земле своих предков так:

«Кто в том краю родился, тот ощущал себя там всегда счастливым, а каждый приезжий всегда удивлялся ему, покидал его с печалью и с величайшей радостью возвращался к нем). (...) Постоянный житель не может не любить Полесья, всегда чувствует себя счастливым»... (3).

А вот слова Михала Павликовского, уроженца Минщины:

«Поместье было, как правило, благосклонно к "беларусчине". С крестьянином разговаривали по-беларуски. Правильная и беглая беларуская речь была как бы своеобразным стилем. Поощрение беларуского языка, фольклора и обычаев и забота о них считались единственно плодотворным, и притом легальным, способом борьбы с русификацией» (4).

Именно борьба с русификацией в большой мере определяла «тутэйшую» или «краевую» ориентацию шляхты, которая хотела согласно сосуществовать с беларусами (5).

Совсем иные настроения преобладают в воспоминаниях периода Второй мировой войны. Отношения между поляками и беларусами выглядят в них не так идиллично, как в рассказах некоторых мемуаристов о прежних временах. Грандиозный катаклизм изменил обычный порядок вещей. Горечь потери «малой родины», а вместе с ней и всего шляхетского мира, часто вела к крайностям в оценках и высказываниях. В воспоминаниях Янины Ковальской о ее родных местах мы находим весьма характерные выпады в адрес беларуского населения:

«А кто опустошил посаженный нами перед выселением сад и вырвал все красные цветы, чтобы украсить ворота для Красной Армии? Кто завербовал нашу служанку Вэрцю, чтобы донесла, когда отец вернется домой, ибо хотели с ним посчитаться? (...) А теперь их хоть к ране прикладывай. (...) Поговорить они могут, но о сердечности нет речи» (6).

При этом большинство мемуаристов не принимало во внимание ни национальные устремления беларусов, ни изменения, которые произошли в обществе на «крэсах» и в большой мере были обусловлены политикой польских властей в межвоенный период.

К этой политике обращается в своих воспоминаниях Чеслав Милош, оценивая ее как «метод твердой руки» в отношении национальных меньшинств, вне всяких сомнений «абсурдный» и «безумный» (7).

«...Польские власти очень отупляли беларусов. Эмансипация беларуской молодежи крестьянского происхождения автоматически означала ориентацию на Минск, где экспонировалась показная беларусчина, и они сразу делались коммунистами. (...) Отсюда те непрерывные коммунистические процессы в Вильно, что устраивались главным образом против беларусов, и вся антибеларуская политическая кампания» (8).

«...Что до беларусов, то пара их гимназий, которые администрация все время закрывала и преследовала, выпускали борцов, которые смотрели на Минск как на единственный центр, где их язык был признан «языком культуры» (9).

Похожую оценку мы находим и в воспоминаниях Гражины Струмилло-Милош:

«В течение этих двадцати лет применительно к беларусам по вине нашей государственной администрации несомненно накопилось много несправедливостей» (10).

Причины и генезис этого явления иллюстрирует Ежи Кирхмайер, ссылаясь на собственный жизненный опыт:

«Надо было искать взаимопонимания с литовцами, беларусами, украинцами (...), ибо поселение на Виленщине благодаря только минутному вооруженному преимуществу я считал в лучшем случае временным. /.../ Мы судорожно держались за нереальное землевладение, которое ослабляло нас от года к году. Доказательством тому пусть будет хотя бы враждебное отношение к нам части беларуского населения в сентябре 1939 года. Сопоставляю это с тем фактом, что, имея постоянные отношения с беларуским рекрутом во время моей службы в Вильно, т.е. в первое десятилетие независимой Польши, я не заметил у него даже малейших примет такой враждебности, а отметил (...) много благосклонности и доброжелательности» (11).

Антипатия, а временами и враждебность национальных меньшинств к польскому государству межвоенного периода придала некоторым мемуарам черты катастрофичности. Катастрофические настроения очень ярко отразились в творчестве Чеслава Милоша, говорившего о весьма заметном политическом, языковом и религиозном напряжении на беларуских просторах Второй Речи Посполитой (12). Автор вспоминает о почти физически ощущаемой враждебности тогдашней беларуской деревни, которая отождествляла все польское с «панским» и «западным», что вызывало даже у маловпечатлительных людей «страх перед темной стихией» (13).

Эти страхи были тем более обоснованы, что не стерлась еще память о революционных погромах 1917-1918 г. Волнующее описание разграбления и уничтожения семейного гнезда Кеневичей - Дерашевич - приводит в своих воспоминаниях Антоний Кеневич, одновременно удивляясь и ужасаясь:

«Разгром учинили не чужие стихии, не бродячая солдатня, а люди из ближайшей деревни Голубицы. Люди, с которыми мои деды, потом родители, а потом мы оба жили в величайшем согласии. Люди из деревни, в которой мы знали по имени не только каждого хозяина, но его жену и детей. /.../ И эта ближайшая, своя деревня могла учинить такую ужасную вещь!» (14).

Трагизм ситуации усиливает предположение Милоша о том, что коммунизированная беларуская молодежь стремилась оторвать от Польши ее восточные воеводства (15).

Размышляет Милош и о причинах национальных конфликтов:

«Вся польская культура - это культура извечно шляхетская. (...) Туда, где звучит польский язык, проникают все шляхетские понятия. Иначе говоря, конфликт между, скажем, поляками и литовцами, или поляками и беларусами, основывался не только в языке, не только в национальности, а в идеале» (16).

Воспоминания Янины Жултовской о беларусах-полешуках живописуют людей, терпимых и лояльных в мирное время, которые, однако, в периоды общественных катаклизмов проявляют спонтанную неприязнь и даже враждебность к поместью и местной шляхте. О якобы природных рефлексах ненависти крестьян-беларусов к полякам - «угнетателям» и «кровопийцам» - пишет и Гражина Струмилло-Милош.

Среди мемуаристов господствует согласная оценка состояния национального сознания беларусов. Они отмечают трудности с самоидентификацией, подчеркивают нехватку национальных центров кристаллизации, которая обусловливала готовность принимать идеи связи извне, «имея на выбор полонизацию или русификацию». Такое состояние ярко рисует Чеслав Милош:

«Крестьяне в длинных кожухах, которые привозили на рынок плоды своего хозяйства, говорили на языке, который чаще всего трудно было определить как польский или беларуский. К отчаянию их более сознательных братьев, они не понимали (за исключением летувисов, резко отделявших себя от славян), что значит национальность, и когда у них ней спрашивали, они обычно отвечали: «православный» или «католик» (17).

В другом месте Милош вспоминает:

«...Когда у крестьян из окрестностей Вильно спрашивали о национальности, они говорили: "Тутэйшыя"». (18)

Янина Жултовская, описывая Виленщину и Новогрудчину конца XIX века, вспоминает:

«В те времена простой человек, у которого спрашивали, кто он, несмело отвечал: "я католик", и это значило, что он несколько раз бывал в костёле, кое-как умел читать, молился по польской книжке или пел польские песни» (19).

Вопрос национального сознания беларусов затрагивает и Мария Чапская в своих воспоминаниях о Минщине. Она пишет о конторщиках и слугах поместья в Станькове в связи с уроками, которые давались их детям:

«Родители наших учеников очень заботились о польском языке, хотя между собой говорили по-беларуски и не имели четкого национального сознания: на вопрос, поляки ли они, отвечали, что они «здешние», сознавали свою отличительность, но католичество и польскость были «панскими», и это их привлекало. «Нашему языку нам учиться не надо - мы же его знаем!» - объясняли они» (20).

Михал Павликовский видит в замедленном развитии беларуского общества парадоксальное противоядие от последовательных методов русификации, которые использовали царские власти:

«В деревенских школах учили только по-русски. Беларуский язык, в литературе на котором тогда (конец XIX - начало XX вв. - Авт.) только прорезывались зубки, преследовался наравне с польским. (...) Однако, к счастью для беларуского фольклора и языка, процесс русификации шел очень медленно. Хлопец, который заканчивал деревенскую школу (если вообще в нее попадал) и детина, который возвращался из армии, как правило, возвращались к прежней неграмотности и через несколько лет опять поглощались беларуским окружением. (...) Историки могли бы отметить интересный парадокс: чувство национальной особенности у теперешних беларусов во многом обязано темноте крестьянских масс времен царского господства» (21).

Отмечают мемуаристы и полонизационные процессы, издавна происходившие в беларуском обществе. Например, Мария Чапская пишет:

«На протяжении веков польского лидерства на Литве и Беларуси элита народа, с большим для этого народа вредом, полонизировалась и отрывалась от своей почвы. (...) Постепенно она включалась в прибывший польский элемент, принимая язык, обычаи и признание колонизаторов, обогащая своими ценностями, силой и воинственностью польский элемент, вместо того чтобы творить элиту своего народа» (22).

ИСТОЧНИКИ:

1. Zoltowska J. Inni czasy inni ludzie. Londyn, 1959, s. 88.

2. Lednicki W. Pamietniki. Tom 1. Londyn, 1963, s. 24-25.

3. Kieniewicz A. Nad Prypecia dawno temu... Wspomnienia zamierzchlej przeszlosci. Wroclaw - Warszawa - Krakow, 1989, s. 204.

4. Pawlikowski M. Minszczyzna // Pamietnik Wilenski, Londyn, 1972, s. 301.

5. Там же, с. 398.

6. KowalskaJ. Moje uniwersytety. Londyn, 1971, s. 230.

7. Czeslawa Milosza autoportret przekorny. Krakow, 1988, s. 100.

8. Czeslawa Milosza autoportret..., s. 259, 275.

9. Cz. Milosh. Kontynenty. Paryz, 1958, c. 262.

10. Strumillo-Milosz G., Znad Switezi w glab tajgi. Olsztyn, 1990, s. 23.

11. Kirchmayer J. Pamietniki. Warszawa, 1962, s. 169.

12. Czeslawa Milosza autoportret..., s. 286.

13. Milosz Cz., Ziemia Ulro. Paryz, 1980, s. 208.

14. Kieniewicz A., Nad Prypecia dawno temu...

15. Milosz Cz., Rodzinna Europa, s. 62.

16. Czeslawa Milosza autoportret..., s. 269.

17. Milosz Cz., Rodzinna Europa, s. 62.

18. Czeslawa Milosza autoportret..., s. 268.

19. J. Zoltowska, s. 83.

20. Czapska M., Europa w rodzinie. Warszawa 1989, s. 157.

21. Pawlikowski M.K., s. 294.

22. Czapska M., Czas odmieniony. Paryz, 1978, s. 42-43.

 
Top
[Home] [Maps] [Ziemia lidzka] [Наша Cлова] [Лідскі летапісец]
Web-master: Leon
© Pawet 1999-2009
PaWetCMS® by NOX